Отношения с родителями для маленького ребенка фактически являются целым миром. Для взрослого (но все еще ребенка) отец и мать важны не меньше, а их воспитание отражается на нас всю оставшуюся жизнь. И если кому-то везет и коммуникация полна тепла, заботы и уважения, то у других все происходит иначе. «Зеркало» рассказывает истории беларусов, у которых не получилось наладить общение с родителями. Вот как сложились их взаимоотношения.
«Предательство, которое до сих пор не могу простить»
Отношения с матерью у 27-летнего Кирилла никогда не были хорошими. До шести лет он жил с бабушкой и дедушкой, а маму видел только по выходным. Он так и называет ее «мама выходного дня».
— Она меня родила в 30 лет. С отцом развелась, когда мне было два года. У него тоже характер непростой, а с мамой очень сложно ужиться (я потом на своем опыте понял). И тогда она отдала меня своим родителям, а сама работала, строила карьеру. Видимо, хотела еще немного проявить себя, — говорит собеседник. — Вообще она училась на модельера в Москве, потом вернулась в Минск, где открыла небольшое ателье. Но там что-то не сложилось с партнершей, и они разошлись. Потом мама работала в банке, в продажах. Чем она занимается сейчас, не знаю, мне не интересно. Но тут важно сказать, что она очень харизматичный человек, умеет себя подать. И это уже потом сыграло со мной злую шутку.
С бабушкой и дедушкой Кириллу нравилось, к нему относились хорошо. Но когда он должен был идти в школу, переехал назад к маме — и тогда, по словам собеседника, начались проблемы.
— Мы не нашли общий язык с самого начала, — уверяет он. — Мама всегда была отличницей, а я — нет. И для нее это стало идеей фикс: довести все мою учебу до идеала. Помню вырванные из тетради страницы, слезы, непонимание. То есть она сразу начала взаимоотношения с позиции силы. Никаких разговоров, попыток наладить общение. Сразу: «Я взрослая, все знаю, а ты просто должен меня слушаться». А поскольку до шести лет я рос в довольно свободной атмосфере, такую позицию воспринимал очень болезненно.
В таких конфликтах прошли следующие несколько лет. Как вспоминает Кирилл, пока у него не начался переходный возраст, он уступал матери, хотя и часто обижался. Потом же стал встречать ее критику в штыки.
— Не скажу, что был идеальным, — признается он. — Пубертат был временем протеста. Ранний алкоголь, сигареты. Мне не хотелось находиться дома. Во-первых, моя семья не такая богатая. У всех ребят уже стояли компьютеры, и я постоянно сбегал, чтобы поиграть (маме это, конечно, не нравилось). Плюс воровал деньги (хотелось больше карманных, а она не давала). Во-вторых, дома были постоянные скандалы. Мама считала, что я должен быть отличником, сидеть дома и учиться. Я это не разделял, хотел гулять.
Еще одной причиной для ссор, говорит Кирилл, было разное видение досуга. Подростку хотелось возиться с техникой, «ковыряться в гараже» с дедушкой. Но мать считала, что сын должен играть на гитаре и танцевать, несмотря на отсутствие слуха и пластики у ребенка.
— Первый серьезный конфликт произошел в средней школе, — рассказывает он. — У меня сменилась классная руководительница. Она была еще советских устоев, и когда кто-то провинился, его ставили перед классом и публично отчитывали. С ней сошлась мама, позвонила учительнице, и на следующей неделе весь класс знал, что происходило у меня дома (речь о скандалах, алкоголе и воровстве. — Прим. ред.). Естественно, со мной перестали общаться, я моментально стал изгоем. Потом к нам стала ходить инспекция по делам несовершеннолетних. И моя мать, поскольку она умеет хорошо себя подать, начала использовать полуправду. Она познакомилась с инспектором по делам несовершеннолетних, и на меня стали давить со всех сторон: дома, в школе, со стороны милиции. В итоге все закончилось социальным приютом (что-то среднее между детским домом и семьей). Это настоящее предательство, которое до сих пор не могу простить.
Тот период своей жизни Кирилл описывает как «ужасный» и винит в этом мать. По словам собеседника, она настроила против него не только класс и учительницу, но даже бабушку с дедушкой, у которых он жил в детстве. Теперь они чаще вставали на сторону дочери, чем внука.
— Потом перешел в другую школу — там было намного лучше. У директрисы была позиция, что в проблемах ученика виноват не он сам, а семья, — говорит собеседник. — После девятого класса поступил в колледж, и сначала все было хорошо. Но на втором курсе мама нашла там такую же преподшу, как во второй школе, — и стало происходить то же самое. Тогда уже привык быть изгоем, не принимал это близко к сердцу. Тем более уже были друзья, а мы с мамой разъехались: она переехала в квартиру бабушки, а бабушка — в нашу. И тогда все более-менее стало нормально.
Последняя попытка съехаться с матерью была, когда Кирилл поступил в университет: она как раз жила недалеко от корпуса, в котором он учился. Но долго это не продлилось. Однажды он пришел домой на втором курсе, и начался скандал (точную причину собеседник уже не помнит).
— Мне нужно делать презентацию по французскому, а она стоит в моей комнате и просто кричит. В один момент просто беру ее в охапку, поднимаю, ставлю за дверь и закрываюсь. Буквально через минут 15 дверь выламывают, меня забирают в РОВД, и я провожу там ночь, — вспоминает Кирилл. — После этого понял: жить дальше с ней не хочу. Собрал вещи, уехал сначала к другу, потом — обратно к бабушке. И до 23 лет жил с ней.
В 2020 году Кирилл закончил университет и начал работать юристом. Но это продлилось недолго: после волны протестов он уволился и перебрался в Польшу. С того момента общался с матерью только онлайн. Говорит, что та и в переписках «обвиняет во всех смертных грехах».
— Постоянная критика любого моего решения, претензии. И я понял, что не хочу общаться с человеком. Как бы ни старался, как бы ни пытался наладить отношения, в такие моменты возвращаешься в 12−14, когда тебя психологически насилуют, — делится он. — Осенью 2023 года полностью прекратил коммуникацию, добавил ее в черный список во всех соцсетях. А буквально в середине января (я как раз уехал из Варшавы к друзьям в другой город) звонок с незнакомого номера. И в трубке она говорит, что приехала и хочет увидеться. Спросил зачем и по ответу понял: она до сих пор искренне не понимает, что она наделала, почему я с ней перестал общаться и жду извинений. Она себя убедила, что это я такой неблагодарный. И ей 60 лет, вряд ли уже изменится.
Собеседник отмечает: конечно, хорошее в детстве тоже было. Мать платила за его учебу, было, где жить, что надеть и поесть. Но, кроме бытовой заботы, нужна была душевная — а ее Кирилл никогда и не получал.
— Думаю, это очень глубокая травма, на всю жизнь, — считает мужчина. — В школьные годы был просто сломлен, самооценка была вообще ниже плинтуса. Даже потом, в колледже, боялся женщин, потому что был внутренний страх. Постоянно жил с ощущением, что я один, никто не поможет. У меня все еще проблемы с женщинами: не умею строить долгосрочные взаимоотношения, просто не сформировалась ценность семьи. В итоге превратился в карьериста, для которого работа важнее всего. Даже друзей у меня не так много, потому что довольно осторожно отношусь к людям, сложно доверять, открываться.
За те пять лет, которые Кирилл не виделся с матерью (из них два года вообще не общался), его жизнь постепенно стала меняться. Отъезд называет своеобразным «водоразделом», который позволил снизить давление.
— Мне понадобилось девять лет и переезд в другую страну, чтобы осознать, что происходило и как жить дальше. Сейчас много времени провожу сам с собой, постоянно рефлексирую. Чувствую, что расцвел, как хочется что-то делать, — делится он. — Хотя до сих пор, когда кто-то из друзей рассказывает, какие у них хорошие отношения с родителями, мне обидно. Ты осознаешь, что у людей есть близкие, которые их принимают, какими они есть. Я тоже всегда хотел принятия и понимания от матери, но никогда не получал. И, наверное, уже никогда не получу.
«Бабушка не проводила с ней время, не защищала от рукоприкладства со стороны отца»
У Алексея с мамой Вероникой отношения хорошие. Они часто общаются, много знают друг о друге. Но у самой Вероники ситуация другая. Женщине 45 лет, но до сих пор родители критикуют едва ли не каждое ее решение.
— У них семья, если так можно сказать, аристократическая. Бабушка с дедушкой познакомились, когда вместе учились на архитектурном — по их словам, там были наивысшие в то время проходные баллы в СССР, — рассказывает Алексей. — Моя тетя пошла по их стопам, тоже на архитектора. А мама училась в колледже — из-за этого была в семье как не пришей кобыле хвост. С появлением меня и моей младшей сестры мы как бы отдалились от них. Но она все равно регулярно общается с родителями и сестрой, а потом звонит мне (я живу в Польше) и рассказывает про очередной конфликт и отсутствие поддержки. Порядки в семье она описывает так: «У моих родителей есть две дочери: одна любимая, а вторая я».
Как считает Алексей, такое поведение его бабушки и дедушки связано с тем, что его мать — старшая. После рождения младшей дочки (тети собеседника) отношение к его маме изменилось. Любимицей стала младшая Татьяна.
— Мама уже лет пять ходит к психотерапевту. И в какой-то момент она поняла, что у нее много воспоминаний из детства с ее бабушкой. Например, они вместе ездили к родственникам в Минск или в Питер, та водила ее в парки, зоопарки, — рассказывает собеседник. — Есть воспоминания об ее отце, так как рука у него тяжелая, а доставалось ей часто. И за поведение, и что не углядела, как младшая во дворе нос о качели разбила. А вот воспоминаний о матери из детства нет вообще. Моя бабушка не проводила с ней времени, не защищала от рукоприкладства со стороны отца, потому что сама боялась получить по шее, да и в принципе не уделяла особого внимания ее взрослению.
Такое отсутствие близости сохраняется до сих пор, уверяет мужчина. Например, на всех семейных встречах его маме достается от родителей. Могут и припоминать жизненные выборы, и критиковать недавние решения.
— Они же эксперты, а она к своим 45 годам ничего в этой жизни не понимает! — с сарказмом возмущается собеседник. — С тетей, которая уже давно безработная, бабушка регулярно ходит в кофейни, музеи, туда, сюда. А моя мама, которая столько лет одна двоих детей на себе тащила, всегда занятая — с ней в кофейню сложно сходить. А навстречу бабушка не идет. В итоге общаются еще меньше, что тоже очень сказывается на отношении. Например, недавно мама увлеклась новым хобби: она делает игрушки. Периодически присылает мне фотографии, что сшила. А потом часто идут истории о том, как она те же самые фотографии отправила бабушке и тете. И начинается: почему ты использовала эту краску и ткань, а не другие, почему сшила именно так, и вообще тут шляпка оформлена плохо. То есть сразу критика, никакой поддержки.
Причем Вероникой недовольны не только родители, но и сестра. Как рассказывает Алексей, у его тети своих детей нет, но она «всегда знала, как их воспитывать».
— Сколько себя помню, она мою мать отчитывала, что та неправильно нас воспитывает, — продолжает собеседник. — Я был сложным ребенком и помню, как тетя говорила: «Я тебя к себе заберу, я тебя воспитаю, я тебе покажу». В 18 просто послал ее на три веселые буквы и сказал, мол, давай ты не будешь лезть, как воспитали, так воспитали. Своих потом, может быть, когда-нибудь и воспитаешь. После этого мы с ней не особо общаемся.
Несмотря на довольно токсичную атмосферу, Вероника продолжает проводить время с матерью и даже приходит (пусть и не всегда охотно) ей на помощь. Например, если нужно отвезти на дачу.
— Или когда прабабушке нужно на химиотерапию, — приводит еще один пример Кирилл. — Так-то маме это сделать не сложно, но она работает. Сразу начинается: «Веруша, надо отвезти». Мама говорит, что у нее свои планы, а в ответ: «Ну ты не понимаешь, надо». Так попросите Таню, у нее машина под жопой, и она дома сидит! Так нет, «ой, ей нельзя, там дороги плохие». В итоге все делать приходится моей матери.
С отцом у Вероники коммуникация тоже не очень. Но если с матерью осталось хоть какая-то связь (пусть и не самая приятная), с отцом ее практически нет. Выйдя на пенсию после руководящей должности, мужчина замкнулся в себе. Но иногда и от него можно услышать: «Веруша, ты не права», рассказывает Алексей.
— У него любимая фраза: «Вот что ты со мной споришь, сколько я прожил, а сколько ты». У меня к этим словам уже ненависть появилась, — смеется мужчина. — Поэтому с ним просто не спорят. При этом он всегда помогал своим дочерям. Например, младшей помог поступить в университет, потом обеим устроиться на завод, где был замдиректора. Три свадьбы младшей оплатил полностью. И моей матери всегда помогал в материальном плане. Хотя при этом мог продавливать свои интересы. Например, соглашался оплачивать мне с сестрой кружки, только если я пойду в художку. Все остальное — нет.
Хотя бы за разводы Веронике не прилетало. Как семья отреагировала на ее расставание с отцом собеседника, он не помнит — был слишком маленьким. А второго мужа (отца сестры Алексея) они просто недолюбливали. Поэтому его уходу даже обрадовались, вспоминает мужчина.
На вопрос, почему его мать продолжает терпеть такое отношение, собеседник неуверенно отвечает: «Видимо, советское воспитание». С сестрой на какое-то время женщина пыталась перестать разговаривать, но долго не продержалась: все равно встречались на семейных посиделках.
— Конечно, она с ними общается нормально. Иногда может вспылить, ответить. Но обычно это проходит быстро, — объясняет мужчина. — Например, иногда мама звонит: «Я поругалась с бабушкой, она меня достала». А через пару дней одна к другой приходит чай пить. Я думаю, любовь там есть, все равно мама за них переживает. Например, когда дедушка два года назад попал в аварию и чудом выжил, у мамы была паника, нервы и все остальное. Она всегда придет на помощь. Но, может быть, она просто слишком добрый человек в каких-то моментах.
Такая обстановка в семье наложила определенный отпечаток на мать, уверен собеседник. Женщина несколько раз за свою жизнь проходила курсы лечения антидепрессантами, у нее возник нервный тик.
— Она человек очень пугливый, подскочит от любого резкого звука, движения, — рассказывает Алексей. — Еще она очень зажатая. У мамы за всю жизнь была только одна подруга. И то они сильно поругались год назад, не сошлись во мнениях. А больше друзей нет. С обоими мужьями разошлась, теперь одна. Она и не особо социальный человек: лучше дома посидеть и позаниматься рукоделием. То есть явно появились трудности с социальными навыками, общением. Ну и нервозность повышенная.
При этом со своими детьми у беларуски совсем другая коммуникация. По крайней мере, по словам Алексея, они с матерью довольно близки:
— У нас всегда были очень открытые взаимоотношения, сейчас она находит во мне много поддержки. Я могу быть собой в общении с мамой, обсуждать разные темы. Не стесняюсь ненормативной лексики — правда, маме это иногда режет слух, но она спокойно относится. Так что да, отношения у нас более чем теплые.
Читайте также
